Умерла Вера Алентова. Вспоминаем лучшие роли и яркие высказывания актрисы

РБК Life вспомнил яркие роли актрисы и собрал ее высказывания из интервью разных лет о воспитании, актерском ремесле и жизни с Владимиром Меньшовым.

«Моя мама говорила, что каждый человек интересен сам по себе. Бывает, что девочки собирают фотографии артистов, кому-то подражают, делают прически и так далее. Ничего этого у меня не было. Меня воспитывали достаточно строго, я — дитя войны. Но вот ощущение собственной самоценности — оно было в нас всех с детства. Мы понимали, что мы разные, но мы все — ценные. Нам с раннего детства говорили, что то, как ты одет — неважно. Важно то, что ты думаешь, читаешь, чем бы ты хотел поделиться с близкими, с миром, что ты из себя представляешь, кем ты хочешь быть, чего ты хочешь добиться. Что ты сделал за сегодняшний день нового для себя, что узнал… И это двигало тебя дальше!». (Из интервью изданию «Амурская правда»).

«Поступление, особенно в творческий вуз, — это всегда сложная история. Конкурс большой: все хотят стать артистами. Выбрать эту профессию — это значит практически уйти в монастырь. Потому что практически все праздники актеры работают, вечера все актеры работают... Но так как я из актерской семьи, то я понимала, что это такое.

Творческие личности, как я часто говорю, растут неравномерно. Например, моя мама была хорошей актрисой, я помню ее роли. Но когда она училась в институте, ее все время хотели выгнать, потому что она не соответствовала тому уровню, которые требовался на первом, на втором и на третьем курсе. И только потом ее разглядели. Она была очень стеснительным человеком, а наша профессия требует перешагнуть через какие-то вещи.

Мне, когда поступала первый раз, в Щепкинское училище, сказали: «Девочка, иди — ты актрисой не будешь никогда!» Вообще-то педагоги не должны такое говорить, потому что юная душа не готова слышать слово «никогда». Во второй раз, когда я поступала в Школу-студию МХАТ, там было большое количество способных людей». (Из интервью изданию «Амурская правда»).

«Сейчас — поскольку у нас у всех постоянно в руках телефоны и все друг друга снимают — все привыкают к своему изображению очень рано. А в то время, когда мы начинали, ничего этого не было. Поэтому до того, как ты увидишь себя на экране, ты представляешь себя совершенно другим. Я окончила Школу-студию МХАТ, и в моем дипломе написано: «актер театра и кино». Но тогда тем, кто учился в этом учебном заведении, категорически было запрещено сниматься в кино. Я считаю, что это несправедливо: нельзя давать диплом актера театра и кино, если выпускник не имеет понятия, что такое кино. А особенно — если он не знает, как выглядит на экране. Когда я увидела себя в своем первом фильме «Дни летные» — это было ужасно! Из того, что я увидела, мне не понравилось ничего! Но это было естественно, особенно для нашего поколения: тогда даже фотографии были редкостью. Вот такое воспоминание… Кстати, когда вышел фильм «Москва слезам не верит», то все героини, все три девочки, тоже были недовольны: мы в жизни выглядели лучше! Ирочка Муравьева даже заплакала, когда увидела себя на экране. Первая часть фильма снималась на специальной пленке, которая давала другой цвет, потому что речь шла про 1958 год. У нас на площадке не было гримеров, которые бы делали нам прически, и косметика тогда была скромная. И эти недостатки, которые нам казались именно недостатками, оказались достоинством фильма: это добавило ему шарма! Но мы затаили недоброе на нашего оператора — с мыслью, что мог снять нас и покрасивее!». (Из интервью изданию «Амурская правда»).

«Зритель меняется каждый день. Более того, скажем, если мы играем комедию, есть какие-то вещи, на которые мы знаем, какая будет реакция: смешно это или нет. Но иногда реакции нет вообще — и это настораживает. Может, мы не так ярко играем? Непонятно, почему. Смеются совершенно в другой сцене. Сказать, что что-то поменялось в принципе, — я не могу. Люди делятся на тех, кто любит кино или театр. И это не всегда совпадает. Есть театралы, но реакция зала, как правило, ожидаема. Особенно, если мы играем спектакль много лет». (Из интервью изданию «Московский комсомолец. Уфа»).

«Люди иногда хотят посмотреть на человека, который полюбился им по сериалу, поближе, и они приходят. Это реклама большая для театра. Когда я была молодая, у нас был режиссер Борис Равенских, который не любил, когда актеры снимались и не отпускал актеров на съемки. А ведь это реклама для театра. И это плохо для диплома «артист театра и кино». Вот на Западе другая история: после моей поездки на кинофестиваль в Бельгию с фильмом «Москва слезам не верит» я уже была занята в другом проекте — волос у меня уже были светлые, и меня встречающий не узнал. На Западе привычка — если ты вышел в каком-то образе, то ты его застолбить должен и практически не менять внешность. У нас абсолютно все наоборот: чем удивительнее и разнообразнее будут твои образы, одежда, прическа — тем лучше». (Из интервью изданию «Московский комсомолец. Уфа»).

«Жили в разных общежитиях. Я смеюсь: непонятно, как у нас родился ребенок. Жили врозь, а дети были — это тот случай. Общежития длились очень долго... Да, это очень утомляет — бездомье, безденежье, студенческий быт. Да и обиды все равно накапливаются. Тогда, когда решился жилищный вопрос, мне дали квартиру, а Володя начал сниматься и могли появиться деньги, мы решили расстаться. «Дошло до края»... Дело не в деньгах и даже не в быте, потому что очень долго в безденежье и в неустроенном быте мы были счастливы. Просто в какой-то момент мы поняли, что дальше невозможно быть вместе, слишком много трений... И подумали, что врозь нам будет легче. (Из интервью изданию «Аргументы и факты»).

«Началось все с того, что Меньшов снимался в Орле, а мы собирались на гастроли с Юленькой. Володя дал мне телеграмму: когда будете проезжать мимо Орла, дай мне знать, я приду вас встречу». Но я, конечно, и не подумала дать телеграмму! Мы были в очень хороших отношениях, но никаких нам лишних встреч не нужно, считала я. А когда мы встали в Орле на остановке, Юля, глядя в окно, сказала: «А здесь мой папочка». И я поняла впервые, что вообще-то нас трое. И у меня встал ком в горле. Я подумала: «Господи, Боже мой, это ведь я не знаю, что такое папа и зачем он нужен, а для нее, наверное, папа важен так же, как и мама». А дальше... Мы, когда были еще вместе, в разлуке писали друг другу каждый день письма. Они остались у меня. Володя попросил те из них, где он писал о Михаиле Ильиче Ромме. Это было нужно для статьи. Я перечитала эти письма и послала их Володе. Но окунулась в ту атмосферу горячей любви, когда мы писали друг другу. И, думаю, что и он окунулся в нее же…».

Мы прожили 50 лет вместе, отпраздновали золотую свадьбу. Стало ли легко? Нет, конечно. Благости между такими людьми, как мы, наверное, достичь невозможно. У нас все равно все очень шумно. Мы громко обсуждаем и часто бываем не согласны друг с другом. Но в главном направлении мы, естественно, идем вместе. Очень часто бывает: Володя еще не спросил, но я могу ответить, потому что я знаю, что он хотел спросить. Часто заговариваем одновременно. Даже стали похожи внешне. У меня есть фотография. Мы сидим, смотрим в одну сторону. И это два абсолютно одинаковых лица!» (Из интервью изданию «Аргументы и факты»).

«Режиссер Виктор Гинзбург, который его снял, интересный, сложный и неторопливый. Он родился в Москве, но его родители эмигрировали из СССР, и он окончил американскую режиссерскую школу. В его фильме я играю роль богини Иштар. Я считала, что, если это богиня моего возраста, имеет смысл играть ее седой. Но Гинзбург спросил: «Где мы возьмем седой парик для пробы?» Я ответила, что принесу из театра. Режиссеру по­нравилось, но он очень дотошный человек и во всем придерживается писательской версии. А у Пелевина Иштар похожа на Аллу Борисовну. В итоге я в парике а-ля Пугачева. Не знаю, как она отнесется к моему образу, потому что моя героиня совсем не положительная». (Из интервью изданию «7 дней»).

«А по поводу собственных счастливых дней — их было много. Гете в своей длинной жизни, а прожил он 83 года, насчитал всего 7 минут абсолютного счастья. Так вот, если говорить об абсолюте, то день, когда я поступила в Школу-студию при МХПТ, был абсолютно счастливым днем — первым осознанным. Когда у меня родилась Юля — это второй день. Ощущение собственнической силы, я дала миру новую жизнь, возможно, гениальную, и мир ждут новые открытия. И третий день абсолютного счастья — это день присуждения Оскара, фильм «Москва слезам не верит». И не потому, что это самая большая награда кинематографистов, мы тогда мало знали об «Оскаре». А потому, что картину ругали, она имела очень плохую прессу. Успех у народа был феноменальный. Но критика кричала: у нас народ не тот». (Из интервью изданию «Аргументы и факты»).